Их продюсерские “дебюты” – это проекты в партнерстве с Тимуром Бекмамбетовым, Сергеем Сельяновым и Фёдором Бондарчуком. Они точно знают, что в киноиндустрии перед хорошими идеями не закрывают двери. Все это – кинокомпания «Водород», хотя в развитой ими бурной творческой деятельности чувствуется, прежде всего, избыток кислорода.
Продюсеры Александр Андрющенко и Михаил Врубель принимают поздравления с большим коммерческим и художественным успехом ПРИТЯЖЕНИЯ, но уверены, что рассказали еще не всё про сложные взаимоотношения землян и пришельцев – индустрию ждет сиквел, а зрителей уже в этом году – жаркий ЛЁД и вылезший из пеленок НАПАРНИК.
CINEMAPLEX: Когда вы только пришли в киноиндустрию, у вас наверняка были определенные ожидания. Насколько они оправдались? Чему планировали научиться, и чему пришлось научиться на самом деле?
Александр Андрющенко: В индустрию нас привели абсолютно разные дороги. Лично я ничего не загадывал, и никогда не думал, что стану продюсером. Я начинал работать режиссёром монтажа, и достаточно скоро стал уже самостоятельно снимать. Знаете, режиссёр монтажа – это такая профессия, где ты сидишь и всё время жалуешься на чужой материал, – что-то обязательно не так. Потом постепенно начинаешь углубляться в съемочный процесс, в особенности того или иного сценария, и в итоге начинаешь продюсировать сам, чтобы не жаловаться потом на монтаже. Так и получилось: я думал, что буду просто монтировать кино, а стал продюсером.
Михаил Врубель: А я сразу пришел в индустрию креативным продюсером. Когда запустились с ЧЁРНОЙ МОЛНИЕЙ режиссера Саши Войтинского, было ощущение, что мы уже научились писать качественные сценарии. Но сейчас, по прошествии нескольких лет, я, конечно, понимаю, что это было не совсем так. Естественно, мы на все рабочие процессы уже смотрим по-другому, но львиная доля времени и усилий вкладывается именно в сценарий. Это наш главный приоритет.
АА: Если раньше мы думали, что в процессе съемок фильма и на этапе постпродакшн можно что-то доработать, то сейчас мы понимаем, что все-таки 2 важнейших этапа – это сценарий и кастинг. От них зависит всё. Именно поэтому сейчас заметно увеличилось количество времени, усилий и ресурсов, которые мы бросаем на это. Нельзя запускать “сырой” сценарий, а кастинг обязательно должен идти “до последнего” – пока не найдем именно того, кого нужно.
МВ: Поменялось и то, как мы работаем, какие требования ставим перед собой. Раньше мы думали, что сможем взять какой-то, скажем так, средний сценарий и запустить его в производство, а дальше что-то докрутим, доработаем, как-то вырулим. Но с опытом стало понятно, что невозможно с таким сценарием, даже прикладывая большие усилия, выйти на высокий уровень качества. В этом смысле мы не просто продюсеры, а шоураннеры (этот термин из американского телевидения обозначает человека, работающего исполнительным продюсером, отвечающим за основное направление и развитие проекта, который обычно совмещает обязанности сценариста, исполнительного продюсера и редактора сценариев – прим. Cinemaplex).
Если говорить о продюсировании, то от самого первого проекта к ПРИТЯЖЕНИЮ – работать над каждым следующим фильмом был сложнее или проще?
МВ: Первым самостоятельным опытом продюсирования для нас стали ДЖУНГЛИ. Конечно, дальше было всё сложнее: с точки зрения масштаба проекта, драматургической сложности, уровня актёров. Хотя какие-то вещи, например, отношение к производству, стали наоборот проще: ты быстро понимаешь, с кем тебе работать.
АА: Одно компенсирует другое. Например, когда мы работали над ПРИТЯЖЕНИЕМ, то это казалось невероятно сложной задачей. Мы набрались опыта, и сейчас уже чувствуем, что запускать проект аналогичной сложности будет слишком просто и даже неинтересно. Поэтому на ПРИТЯЖЕНИИ 2 мы обязательно будем ставить планку выше. И опять должно быть тяжело. Ты не можешь постоянно находиться в зоне комфорта.
В 2012-м вы выпустили в прокат ДЖУНГЛИ, и только в 2015 году на экранах появился ПРИЗРАК. Насколько продуктивными получились эти два “промежуточных” года?
АА: Крайне продуктивными! Девелопмент особо не отмечается в биографии продюсеров, но этот этап исключительно важен. Во-первых, мы начали работу над ПРИЗРАКОМ, и уже в 2014 году его сняли. Во-вторых, именно в этот период мы параллельно разрабатывали и готовили НАПАРНИКА, ПРИТЯЖЕНИЕ и ЛЁД. В 2015 году, когда ПРИЗРАК вышел, мы снова подходили к съёмкам – и получилось, что 2 проекта мы сняли в 2015-м, и еще один – в 2016-м.
МВ: Возможно, следующий год для нас пройдет на паузе в плане выпуска новых проектов. А в 2019-м или даже во второй половине 2018-го, покажем что-то, над чем сейчас ведется кропотливая работа. Нам нравится идея гармоничного волнообразного развития.
АА: Производство отнимает такое количество сил, что мы либо снимаем и выпускаем 2 года, либо потом следует пауза, и мы пишем новые проекты. Одновременно делать это хорошо и качественно – сложно.
Со стороны киноиндустрия кажется довольно закрытым сообществом. Каковы были ваши планы на первоначальном этапе? Стать частью этого сообщества или установить новые порядки и играть по собственным правилам?
АА: У меня всегда было ощущение, что индустрия для нас открыта. Вернее так: у меня не было чувства, что она закрыта. Оно было и до появления Фонда Кино, и сейчас, когда Фонд помогает налаживать систему поддержки производства. Раньше мы работали и понимали, что в любой момент проект может закрыться, и следующие два года вообще никто ничего снимать не будет. А сейчас действует довольно надёжная система, которая позволяет главное – рисковать, делать более смелые проекты.
Мы в своей практике ни разу не столкнулись с тем, что кто-то перед нами закрыл дверь: ни Тимур Бекмамбетов, ни Сергей Сельянов, ни Фёдор Бондарчук…
То есть нет никакого секрета, как с хорошим материалом постучаться к Фёдору Бондарчуку и привлечь его для производства своего проекта?
МВ: Большинство представлений о том, как попасть в мир кино – это просто набор штампов об индустрии. Я скажу больше: здесь, по сравнению с остальными сегментами бизнеса, очень открытый порог входа, поскольку все постоянно находятся в поиске проектов и талантливых людей. Если ты имеешь талант, то очень быстро получишь работу.
Хорошо, тогда чем отличается творческий и бизнес-подход кинокомпании «Водород» от других российских производителей? Какую нишу вы занимаете или хотели бы занять в будущем?
МВ: Мы постепенно формулируем для себя набор принципов, которых придерживаемся в работе. Первое и очень важное – не повторяться. Второе – каждый раз обязательно поднимать планку своих возможностей. Третье – исследовать новые территории: ПРИЗРАК стал первым за долгие годы успешным семейным фильмом, ПРИТЯЖЕНИЕ – первая большая современная отечественная фантастика, НАПАРНИК, который Саша снимал как режиссёр – огромный трюк с использованием компьютерной графики. Мы делаем сейчас то, что ещё никто до нас не делал. Исследование новых территорий является принципиальным.
АА: То, что мы еще молоды, конечно, оказывает влияние на наши принципы и предпочтения в профессии.Например, я вырос во второй половине 90-х, скорее даже в 2000-х, и у меня есть свои представления о том, что и как хочется делать, исходя из того, какие фильмы я смотрел сам.
У нас есть представление о том, куда нужно двигать российское кино – не в смысле, что мы пришли его двигать или просить кого-то подвинуться, а что мы сами хотим конкретно делать. Мы хотим исследовать жанры, стараться делать максимально оригинальные проекты. Я сейчас говорю даже не про сюжеты, а про жанровые находки. В НАПАРНИКЕ есть довольно простой, внятный приключенческий сюжет с большой долей комедии, но зато присутствует новый трюк, который и должен привлечь аудиторию.
Для нас важно работать с лучшими в индустрии кадрами. Когда мы говорим про компьютерную графику, то она должна быть на самом высоком профессиональном уровне. Довольно часто стоит выбор, особенно сейчас: давайте делать больше проектов, потому что бизнес и логика подталкивают к такому решению, но мы стараемся себя удержать и не частить, чтобы контролировать итоговое качество.
Как Миша уже сказал, мы видим себя шоураннерами. Мы не продюсеры, которые запускают проект и потом встречают первую монтажную сборку. Мы на каждом проекте находимся от и до. Работаем над сценарием, над производством, контролируем промо-кампании, то есть участвуем на абсолютно всех этапах, поэтому хотелось бы, чтобы у нас было как можно меньше, или вообще не было проходных проектов. Мы готовы и хотим рисковать, даже готовы к поражению, если какое-то кино не вышло, но только если оно оказалось слишком смелым, слишком новым для аудитории, ни в коем случае не банальным. Либо выигрывать, либо проигрывать, а не повторяться.
Какой этап работы над проектом для Вас наиболее интересен, или наиболее сложен?
МВ: Всё решается на этапе подготовки сценария – это максимально творческий процесс, поиск ключевых тем и того, что тебя волнует, попытка определить, что интересно аудитории. Всё закладывается именно тогда, а дальше уже идёт обсуждение – как это может быть разыграно. Очень многое случается на этапе постпродакшн, когда появляются графика, воссоздаются миры, которые были придуманы дизайнерами.
Насколько вам удаётся выжать максимум из своих проектов?
АА: Это тяжелейший вопрос. Если сейчас встать перед Страшным судом, то, наверно, я бы сказал, что недоволен ни одним нашим проектом (смеются). Мы всегда выкладываемся по максимуму. На какие-то компромиссы конечно идём – и если их допустить, то тогда мы в целом довольны своими работами. Мы не очень сильно гордимся первым нашим проектом (ДЖУНГЛИ), потому что там, очевидно, были совершены ошибки. Мы вынесли много уроков, хотя до сих пор говорят, что концепция была классная, смелая… Нам было нужно пережить внутри этот процесс, сделать эти самые ошибки.
МВ: Очень тяжело взвесить максимализм и компромисс на одной чаше весов. Система ограничений обычно приводит тебя к гораздо более правильному решению, чем при отсутствии каких-либо рамок. На премьере ты всегда смотришь, за какой процент сцен тебе внутренне неудобно. Могу сказать, что этот процент у нас снижается от картины к картине.
АА: Приятно отмечать, что последние работы – я имею в виду два вышедших фильма, ПРИЗРАК и ПРИТЯЖЕНИЕ, и еще два не вышедших, НАПАРНИК и ЛЁД – нам внутренне нравятся. Они все стоят того, чтобы их посмотреть и о них говорить.
Появление сиквела ПРИТЯЖЕНИЯ после успеха первого фильма несет в себе только коммерческие цели?
МВ: Большинство людей, которые снимают кино, понимают, что оно не может нести коммерческие цели в первую очередь. В этом и заключается некоторая неорганизованность нашей индустрии, правда, есть и психологические причины: невозможно 3 года продержаться на нелюбимом проекте только, чтобы заработать.
Сиквел ПРИТЯЖЕНИЯ возник из ощущения, возникшего у зрителя после просмотра первого фильма. Мы проводили экзит-поллы, и оказалось, что порядка 75% зрителей хотели бы увидеть вторую часть. Все спрашивают про последний кадр с Хэконом: является ли он намеком на вторую часть? Ответ: «Нет», – просто мы хотели несколько облегчить трагедию.
АА: Нужно было финал сделать светлее, и об этом мы открыто говорили на пресс-конференциях до выхода фильма. Нас спрашивали, будете ли вы делать продолжение, а мы говорили, что это зависит только от реакции зрителей. Мы – адекватные люди, видели наше кино столько раз, что знаем в нем малейшую деталь, не видимую обычному зрителю. Но я согласен с людьми, которые говорят, что кино последний раз рождается в кинотеатре.
Я помню первую премьеру в Чертаново. Мы были за кулисами, показ шел в 7 залах. Тогда я с дрожью в коленях ждал реакции: стоишь за дверью и слышишь, что происходит в зале, а потом фильм заканчивается, идут титры и раздаются бурные аплодисменты. Вот в этот момент я понял, что кино срослось. И когда последовала такая же реакция во всех остальных залах, то стало понятно, что, наверно, сиквелу быть. Зрителям не просто понравилось – нас каждый второй стал спрашивать о продолжении.
МВ: Ну и, честно говоря, мы ещё не всё рассказали про наших героев.
АА: Есть ещё один внутренний психологический момент. Мы понимаем, что будем писать сценарий ПРИТЯЖЕНИЯ 2 столько, сколько нужно, – до момента, пока он нам самим полностью не понравится.
Вы проводили фокус-группы перед выходом в прокат ПРИТЯЖЕНИЯ – вносили ли вы по их итогам какие-то финальные изменения в картину? Удивила ли вас реакция публики на тот или иной момент в фильме?
МВ: Фокус-группы мы проводим на всех проектах. Правда, мы не записываем и дальше не меняем всё, что нам сказали. Что-то должно не нравиться зрителю, и вызывать часть отрицательных эмоций – это нормальный процесс. Но мы кучу всего поправили, пересняли большие сцены ПРИТЯЖЕНИЯ по результатам фокус-группы.
АА: Фокус-группа – это крайне полезная вещь, потому что она помогает закончить фильм. Над кино всегда работает очень много людей, принимающих решения – большой продюсерский состав, режиссёр, возникает очень много спорных моментов, в том числе вкусовых.
Это работает? – Нет. Это работает? – Да. Мы много спорим, а фокус-группы эти споры закрывают сразу, потому что мы видим реакцию аудитории. Особенно хорошо это работает в комедиях – с шутками. Зритель реагирует, и мы мгновенно понимаем результат. Этот процесс позволяет ускорить финализацию фильма. В целом базовые реакции и ожидания совпадают на 80% с итоговой реакцией на фильм, несмотря на то, что фокус-группы смотрят еще не завершённую версию.
С ПРИТЯЖЕНИЕМ было сложнее, потому что мы в первый раз делали фильм с таким гигантским объёмом компьютерной графики. Когда люди смотрят на фокус-группах не готовый фильм без финальной графики, то для них эти сцены кажутся самыми скучными, потому что непонятно, что там происходит. А когда смотришь готовое кино, эти же сцены, наоборот, оказываются самыми зрелищными и интересными. В общем, мы будем продолжать этот опыт.
Российское кино очень часто становится объектом критики для зрительской аудитории…
МВ: Что российское сегодня не является объектом критики?
АА: Балет и фигурное катание.
Насколько оправданны эти претензии к качеству продукта? Или хейтеры сгущают краски?
МВ: Дела в российском кинематографе обстоят по-разному. Безусловно, сказать, что все отлично – нельзя. Проектов, за которые можно испытывать гордость, выходит пока немного. Но это количество растет, и тенденция – очень позитивная. Несмотря на разговоры о советской киношколе, сегодняшняя индустрия все-таки развивалась с нуля. Это касается кинотеатров, кинообразования в целом, самого института продюсирования, создания частных студий, рекламного рынка и так далее. Мне кажется, что за довольно короткий срок проделана огромная работа. А самое главное – она не собирается останавливаться. Мне кажется, что все продюсеры, актёры, режиссёры хотят двигаться в сторону амбициозной и конкурентноспособной индустрии. По-моему, все хотят соревноваться с Голливудом.
Но должны ли мы, и, если – да, то в каком плане соревноваться с Голливудом?
МВ: Да, конечно. Мы соревнуемся за зрителя, который есть в нашей стране. «Жигули» покупают за 400 тысяч рублей, а хорошие иномарки стоят дороже. Однако же билет в кино стоит одинаково на любой фильм. И ты соревнуешься с проектами, у которых есть астрономические по нашим меркам бюджеты.
Другой вопрос, что нельзя соревноваться “лоб в лоб”. Те пути, которые отечественные кинематографисты находят к зрителю – не такие, как у голливудских кинематографистов.
АА: Я могу даже точнее сказать, что наша аудитория простит: она может простить нам поражение, если мы соревнуемся в технологическом качестве, будь то графика, звук, цвет, экшн. Она не простит другое – сценарные провалы, посредственную драматургию и ленивую актёрскую игру. Потому что по этим пунктам условия для реализации идей в целом равные, но претензий у зрителей гораздо больше к нашим историям. То, что он прощает американским фильмам или любым зарубежным, нам не простит. Ведь это наша правда, наши характеры.
Мы это много раз видели на фокус-группах. Спокойно «заходит» любое самое посредственное кино, и ему всё прощается – “это же они”, “это не мы” и так далее. А когда мы уже показываем то же самое, не дай Бог, про наших героев, то это втаптывается в грязь. И это справедливо, я считаю. Я эту реакцию зрителей прекрасно понимаю. Соглашусь с Мишей, что индустрия находится на верном пути, и мы очень позитивно смотрим в будущее, а то, что зритель имеет претензии к российскому кино – это естественно. Вопрос в стратегии – как догнать и перегнать, не плестись в хвосте – решение заключается в нашем таланте. А возможности все есть. Мы упираемся сейчас в кинообразование прежде всего.
Какие кадры для киноиндустрии сегодня наиболее дефицитны?
АА: В первую очередь, это сценаристы и режиссёры. Есть суперталантливые кадры, но их крайне мало для создания целой индустрии. Это абсолютно штучные экземпляры. У нас довольно много сейчас хороших операторов, молодых ребят в возрасте около 30 с чем-то лет. То есть такой проблемы, как найти оператора, сегодня нет, и это здорово. Они уже создают конкуренцию их более опытным коллегам другого поколения, и те сразу начинают снимать гораздо лучше. Таких примеров достаточно. А режиссёров монтажа нет. Что делать?
МВ: Приходится проводить огромные кастинги, потому что актеров, которых можно серьезно рассматривать, тоже очень немного.
В России по образцу Голливуда можно создать институт звёзд, чтобы были персоналии, на которых обязательно ходили бы зрители?
МВ: Этот институт звёзд, как мне кажется, сейчас пошатнулся, потому что уже ни Брэд Питт, ни Джонни Депп не гарантируют высоких сборов. Бывает, что актёр очень “попадает в жанр”. Например, Адам Сэндлер и комедия – долгое время считалось, что это хорошо и “в точку”. Но как только Адам Сэндлер или Джим Кэрри делают шаг в сторону и снимаются в серьёзном кино, гарантии сразу перестают работать.
АА: Вот у Вина Дизеля сейчас все очень хорошо.
МВ: Да, но сказать, что пришли только на Вина Дизеля, а не на летающие машины из ФОРСАЖА 8, невозможно. Институт звёзд сходит на нет, и зачем его создавать здесь, я не очень понимаю.
АА: Время меняется и институт звёзд уходит в прошлое, потому что все стали слишком доступными: Instagram, Facebook – открой любой пост, и ты можешь увидеть, куда звезда ходит, что ест, – и нет уже такого трепета перед ними. Я считаю, что институт звёзд продюсерам мешает, потому что расслабляет всех. «А давайте возьмём известное лицо, оно нам фильм продаст!» – это ложная идея.
Известное лицо должно блестяще играть в фильме, а не продавать фильм. Мы пока не работали с Данилой Козловским, но если будем приглашать его на какую-то роль, то совершенно не для того, чтобы он разрекламировал нам кино одним своим присутствием в кадре, а чтобы сыграл роль, которая была для него написана.
МВ: Так получилось, что мы работали с Сашей Петровым уже на двух проектах, но я хочу подчеркнуть, что в каждом из фильмов он участвовал в кастинге. Он боролся за роль на общих основаниях, несмотря на уже существовавшие между нами близкие творческие отношения.
Вы уделяете в своей работе первостепенное значение развлекательному жанровому кино для широкой аудитории. Можно ли ожидать от вас, что вы сделаете шаг в сторону и снимете драму для интеллектуального зрителя?
МВ: У нас есть такие планы.
АА: Мы вам по секрету скажем, что сами смотрим такие драмы. Нам нравится очень разное кино – и жанровое, и большое, и фестивальное. Когда фильм сделан хорошо, то получаешь удовольствие в любом случае. Я лично очень жду ПИРАТОВ КАРИБСКОГО МОРЯ 5 и СТРАЖЕЙ ГАЛАКТИКИ 2, при этом смотрю сейчас самые сложные американские сериалы аудитории 30+, фестивальное и «оскаровское» кино.
Говорят, что люди, которые сами занимаются кинопроизводством, смотрят очень мало фильмов – физически не хватает времени увидеть что-то новое и чему-то научиться, что-то интересное для себя отметить.
МВ: Не соглашусь. Я лично общаюсь с большим количеством коллег, которые смотрят кино в количестве от «много» до «очень много».
АА: Смотреть новое кино необходимо, мы же в этой сфере живём! Я это делаю постоянно, во-первых, потому что получаю от этого зрительское удовольствие. Есть фильмы, на которые хожу, потому что надо их посмотреть из профессиональных соображений. Скажем, я пойду на КОНГА и на ЛОГАНА, потому что это индустриальная веха, а мы работаем с похожими технологиями. Мы в них хотим развиваться, мы должны это смотреть.
Американские сериалы, что греха таить, – это самое интересное, что сейчас показывается. Потому что они уже на другом языке разговаривают с аудиторией. В кинотеатр же я в основном хожу, так как у меня трое детей, на мультфильмы – это отдельная задача. Нам интересно всё. Неинтересно же – снимать кино, которое не предназначено для зрителя.
Фильмы, которые представляют собой исключительно авторское высказывание и рассматривают какие-то психоделические сферы, чтобы быть показанными только на фестивале, – вот это не для нас…
МВ: А вот выбор более интеллектуальной, узкой аудитории – в этом направлении мы еще будем работать, и рассказывать сложные истории, но обязательно на внятном языке. Конечно, мы хотим попробовать, это открывает нам новые драматургические возможности.
Каждый актер мечтает сыграть Гамлета, а какое кино мечтает снять каждый продюсер? Какие у вас личные предпочтения?
МВ: Мне нравится то, что происходит на стыке условного арт-мейнстрима – от КОРОЛЬ ГОВОРИТ! до ФОРРЕСТА ГАМПА и МИЛЛИОНЕРА ИЗ ТРУЩОБ. Это фильмы, которые собрали огромное количество зрителей, при этом оставив в душе глубокий след. Интересно двигаться в эту сторону. Но мне также нравятся такие мощные проекты, как ТЕМНЫЙ РЫЦАРЬ. Так что желание делать определенное кино – это вопрос не жанра, а впечатления, которое фильм оставляет после просмотра.
АА: Я соглашусь. Я бы хотел продюсировать фильмы Дэвида Финчера и нового БЕЗУМНОГО МАКСА. Очень здорово, когда либо авторское кино максимально приближается к зрительскому, либо же зрительское кино имеет отчетливый авторский почерк. Фильмы Квентина Тарантино и Вуди Аллена сейчас считаются “для широкой аудитории”, но они не всегда воспринимались как таковые! Обратный же процесс – это когда какой-то зрелищный жанр типа БЕЗУМНОГО МАКСА становится более авторским. Я, например, для себя открыл Дени Вильнева и ПРИБЫТИЕ посмотрел два раза – это настоящий восторг. Получилось так, что мы попали на границу умного и развлекательного. Туда и пытаемся со временем прийти.
На последнем кинорынке вы подробно представляли свой новый проект НАПАРНИК. Довольны ли вы тем приемом, что вам оказала профессиональная аудитория?
АА: Нам очень понравилось, как всё прошло. Мы давно делаем этот проект и сняли его еще до ПРИТЯЖЕНИЯ. Там сложный постпродакшн. Ту сцену, которую показывали на кинорынке, мы смотрели, наверное, 8 000 раз. Естественно, у нас уже улыбка даже не проскальзывает, когда мы в очередной раз смотрим это. Я не ожидал настолько позитивной реакции – отклик зала меня очень порадовал. Мы верим в НАПАРНИКА и в этот технологический рывок. Мы получили больше, чем рассчитывали
ЛЁД – это что? Женская версия ЛЕГЕНДЫ №17?
АА: ЛЕГЕНДА №17 в качестве сравнения нам нравится!
МВ: Похоже позиционирование двух проектов – только получилась «Легенда №17 в юбке».
АА: По сути, да. Это история про фигуристку, про её преодоление себя, про её большой путь с победами и падениями. Это история Надежды. Получилось очень эмоциональное кино с сильной историей.
МВ: Мы затянули постпродакшн не потому, что его слишком много. Просто та же команда делала ПРИТЯЖЕНИЕ, а потом было решено, что ЛЁД выходит зимой. Поэтому у нас есть время, чтобы все сделать наилучшим образом. Но фильм мы уже много кому показывали, и пока ни одной просто спокойной реакции не видели. У нас получился мелодраматический фильм с музыкой, с центральной женской героиней, и спорт там становится фоном для всего яркого действия.
АА: И ещё ЛЁД – очень смешной. Смех и слёзы – мы даже думаем на премьере билеты в виде платочков сделать.
Ваша карьера складывается так, что на своих проектах вы сотрудничаете исключительно с мэтрами продюсерского цеха – Тимуром Бекмамбетовым, Сергеем Сельяновым, Федором Бондарчуком. Как вы для себя решаете, к кому из них и с каким проектом для реализации идти? Почему НАПАРНИКА вы делаете с Сергеем Сельяновым, а ПРИТЯЖЕНИЕ сделали с Фёдором Бондарчуком?
МВ: Я бы не стал здесь проводить очень четкое разделение между людьми и их подходами в работе. Для нас всегда принципиальным вопросом было – работать с успешными, с одной стороны, при этом умными, глубокими и любящими кино людьми. Когда ты набираешься опыта, такое сотрудничество очень обогащает – и сами проекты, и нас – как кинематографистов и просто людей. Это становится частью большого развития.
АА: Если мы говорим про Бекмамбетова, Сельянова и Бондарчука, то это продюсеры с разным подходом в работе. Я подтвержу Мишины слова, что нам важно работать не с инвесторами, а именно с продюсерами, с кинематографистами, с партнёрами. На всех этапах производства мы огромное количество времени находимся в творческом конфликте. Для нас это очень важно.
Статус лидеров отечественного кинопроизводства – насколько это важно для вас, выйти на новый уровень?
МВ: Этот статус для нас – возможность создавать больше фильмов. А главная задача продюсера – это привести на своё хорошее кино как можно больше зрителей.
АА: Конечно, мы хотим быть в лидерах. Но достигнем мы этого, только если не забывать про главное – качество проектов. Только оно имеет для нас значение.
В ТЕМУ
«ПРИТЯЖЕНИЕ» ПРИТЯГИВАЕТ МОЛОДЫХ, ИЛИ МАЛЕНЬКАЯ КАРТИНА ПРО ЛЮБОВЬ
Крутые ребята, умные. Читаешь такое и веришь в будущее нашего кино.